Как показывает время, вопрос об оценке марксизма решают не столько ученые или марксисты, сколько сама жизнь, практика, которую сами марксисты всегда провозглашали (но, как правило, не более того) первичной и приоритетной по отношению к любой теории, в том числе и марксистской. Вопрос о марксизме весьма осложнен с самого начала уже тем, что мы имеем целый ряд понятий, соотношение которых между собой никогда не рассматривалось по существу теми, кто считал себя сторонником марксизма или марксистом. Достаточно просто перечислить их, чтобы понять, насколько велик ряд терминов, де-факто превращенных приверженцами марксизма в настоящие завалы из абстракций, символов и неприкасаемых святынь: «Маркс ранний» и «не ранний», «теоретическое наследие Маркса», «марксизм», «научный коммунизм/социализм», «марксизм-ленинизм», «ленинизм», «сталинизм», «большевизм», «советизм», «реальный (зрелый, развитой и т.п.) социализм», «марксистская теория», «марксистская идеология»... То, что эти приверженцы оказались неспособными к прояснению базовых понятий, стало очевидным для меня, когда я сам лично для себя попытался определить, что же мы все-таки строили и построили за 70 лет "коммунистического строительства". Я помню, как теоретики марксизма обсуждали этот вопрос в конце 80-х - начале 90-х гг., но так ни к чему и не пришли. Наиболее трезвые из них просто бросили эту схоластику, думаю, вместе с протухшей идеологией марксизма-ленинизма. Я же извлек для себя, по крайней мере, один вывод: марксисты не способны демократически осмыслить марксизм, т.е. "придать" ему человеческое лицо и человечно практиковать такой марксизм как социальную теорию и политическую философию.

Когда современные приверженцы Маркса говорят между собой, каждый из них имеет в виду что-то свое, прежде всего в политическом смысле. Но все они являются апологетами того или иного в марксизме и практике "реального социализма", все явно или неявно жаждут реванша, повторения эксперимента, несмотря на невероятно чудовищную человеческую цену этого "эксперимента". Я хорошо знаю изнутри, по меньшей мере, ленинизм. Всем нам хорошо известна психология большевизма и сталинизма (пусть теоретики этих измов решают, как они соотносятся между собой). Больше всего меня поражает и ставит просто в тупик упорное, просто фанатичное нежелание марксистов признать преступной практику “русского коммунизма” (по терминологии Н. Бердяева). Все марксисты из тех, кого я встречал, всячески закрывают глаза на реальные преступления против человечности, на геноцид, развязанный лидерами "пролетарской революции" в России. В ход идет все, что угодно. Например, было не 60 миллионов репрессированных, а, скажем, 5 или 10. Я в таких случаях просто сгораю от стыда за этих "математиков", у которых получается, что 5 миллионов (просто страшно представить себе эту цифру в лицах) - это, вроде бы, нормально. Получается, что главное для них - доказать математическую ошибку оппонентов, а то, что это были люди, а не бревна, точнее, "щепки" – не имеет значения. Вот так же и по другим вопросам в арсенале любого марксиста заготовлен набор исторических, статистических, политических и философских, больших и малых фальсификаций, умолчаний и т.д.

Не могу отделаться от стойкого чувства, что у сторонников марксизма какая-то психологическая аномалия в отношении российской истории и роли марксистов и марксизма в ней. Во-первых, - это отсутствие элементарной совести и сочувствия к жертвам политических репрессий, их родителям, женам, детям… Не случайно в нашей стране жертвы репрессий всегда остаются как-то в сторонке от общественного внимания, как будто и не было того, что с ними случилось. Мы их как бы стесняемся, будто они какие-то "бедные родственники", портящие картину действительности. Я думаю, что это наш позор - такое отношение к жертвам советского режима. А ведь их судьбы, по сути, трагичнее судеб погибших на войне. Последние умирали, в общем-то, понимая, что они жертвуют свои жизни во имя страны, своих родных, за свою Родину. Они знали, что их жертвы не напрасны. Фашисты могли убить человека, но не могли зачеркнуть его подвиг как защитника отечества. А узники ГУЛАГа умирали бессмысленно, в немом отчаянии, горько сознавая, что они "навоз", "лагерная пыль", что о них никто не вспомнит и памятник, как героям войны, не поставит. Большевистская система изничтожала их не только физически, но и, превращая в лагерников, опустошала духовно, ломала морально, выставляя перед народом и страной как предателей и врагов. Что может быть трагичнее и ужаснее такой судьбы?

Скажу прямо, хотя, может быть, и не имею на это какого-то особого права, что испытываю в этой ситуации особую скорбь и стыд за всех нас, так и не проснувшихся к покаянию и осуждению той практики «социалистического строительства», когда страна как будто бы обезумела. Она оказалась отравленной «лихорадкой буден», стала огромным садомазохистом, творящим над собой чудовищный эксперимент, нисходя к хлыстовству и самоуничтожению и одновременно претендуя на роль самой передовой державы мира, несущей человечеству «спасение от несправедливости и эксплуатации».

Я не максималист и не склонен отвергать прогресс, требующий порой от людей определенных жертв и лишений. Но о чем можно говорить, когда вся страна была превращена в концлагерь, и миллионы граждан, мужчин, женщин, детей, стариков были лишены жизни во имя то ли идеи, то ли фанатизма людей, считавших себя спасителями "трудящихся всего мира". Да, побочным продуктом всего этого была индустриализация и поддержка науки, социальные гарантии и повышение уровня образованности населения. Но какой ценой! И какого качества человека воспитала и оставила Система после своего развала?! Изломанного, сочетающего в себе, казалось бы, несовместимое:
- социальную апатию и агрессивность,
- мощный заряд недовольства и политическое невежество,
- подозрительность к власти и слепое доверие к ней,
- сильное желание заработать и неистребимую халявность, вороватость,
- удивительное жизнелюбие, способность к выживанию и неверие в свои силы, пониженный уровень самооценки,
- жажду справедливости и полное неуважение, неверие в значимость Конституции как волеизъявления народа,
- глухие бесконечные осуждения власть предержащих и бюрократии и собственное бесчувствие к окружающим…

Стоит заговорить с марксистами о цене их эксперимента над Россией и сразу видишь перед собой пустые глаза, этакий бездушный калькулятор, который станет приводить тебе тысячу и одну причину, доказывающую, что марксизм и марксисты были, мол, не при чем, а причина была в том-то и том-то. Удивительное бесчувствие! Это то, что я называю ИМПЕРСОНАЛИЗМОМ, означающим не видеть человека в упор, это фактическое отрицание какой-либо ценности конкретного живого человека, его подчинение идее, великому замыслу, исторической миссии, являющимися в лучшем случае либо абстрактными понятиями, чарующими и пьянящими людей, охваченных «пафосом» общего, либо прямым оправданием преступлений против человечности. Это то, что русский философ Лев Шестов назвал ВЛАСТЬЮ ОБЩЕГО над сознанием человека, такого общего, перед которым всякий конкретный человек, от крестьянина до маршала, от уборщицы до члена ЦК становится НИЧЕМ.

Все истинные марксисты, т.е. более или менее последовательные сторонники учения Маркса - это для меня какие-то дефективные в специфическом моральном и психологическом отношении люди. Они любят ОБЩЕЕ, АБСТРАКЦИИ, ВЕЛИКИЕ ЦЕЛИ, даже ВЕЛИКИЕ УТОПИИ, но они НЕ ЛЮБЯТ ЧЕЛОВЕКА, НЕ УВАЖАЮТ И НЕ ЦЕНЯТ ЕГО, ОНИ ПРОСТО НЕ СЧИТАЮТСЯ С НИМ, ОНИ ПРОСТО НЕ УЧИТЫВАЮТ ЕГО РЕАЛЬНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ. (Даже во времена средневекового фанатизма так называемые реалисты, которые доказывали реальность существования общего или универсалий независимо от конкретных вещей не доходили до такой степени превознесения идеологических абстракций, что они превращались в статьи уголовного кодекса, а всякое неправильное слово могло стоить человеку жизни.) Служение общему, культу для них важнее жизни человека. Молотов смиренно служил Сталину, когда его жена сидела в лагере. Психологически типичный случай. После кровавых событий 1917 – 1921 г.г. почти все стали вдруг рабами и энтузиастами одновременно. И об этом состоянии проникновенно сказал Лев Шестов. «Радостная покорность», так называется это безумное состояние, превратившее народы России в подобие толп, состоящих из счастливых и вдохновленных идеями «мировой революции» рабов. Просто какое-то психологическое затмение, аномалия. Во имя абстрактно, социально и классово понятого человека – пролетариата или трудящегося – марксисты оказались готовыми уничтожить любого конкретного, живого, естественно, далеко не совершенного человека, даже если он и "правильного", т.е. пролетарского "социального происхождения".

В этом контексте вполне правильно сравнение большевизма, высоко несущего знамена марксизма, с фашизмом. На совести большевиков несравненно больше человеческих преступлений. Марксизм ВЕЗДЕ и ВСЕГДА на всем протяжении ХХ века вырождался в преступные режимы, превращавшие человека буквально в ничто. Но, еще раз повторю, самым потрясающим для меня является то, что я не встречал ни одного сторонника марксизма, который хотя бы на мгновение смутился и покаялся за всех практиков и теоретиков марксистской теории.

Конечно, восприятие марксизма и Маркса на Западе иное, ведь они не на своей, а на нашей шкуре испытали, что такое реальная - другой мы не знаем - практика марксизма в рамках так называемого "мирового социалистического лагеря". Они, западные люди, породили Маркса, но не сделали из него фетиш, культ. Они посмотрели на него как на ОДНОГО ИЗ МНОГИХ талантливых, может быть, даже гениальных мыслителей, но брали его в общем контексте с другими мыслителями, не позволив себе сотворить из него кумира. И в этом было их СЧАСТЬЕ. Правда, они допустили у себя фашизм, но это, как говорится, “особая песня".

Так нужно ли анафемствовать в отношении марксизма? Конечно, нет. Но беда современных марксистов, насколько я их знаю, состоит в том, что дух, психология, отношение к марксизму у них старые, традиционные. Они не в состоянии взглянуть на него сверху, т.е. с человеческой точки зрения, они продолжают быть его рабами, не способными нормально мыслить и чувствовать.

В отличие от многих современников я знаю марксизм не понаслышке, а как его бывший приверженец, галерный каторжный, заложник, жертва и данник одновременно. Примечательно, что у его нынешнихсторонников в отношении нас, бывших, припасен избитый набор кличек: тут и беспринципный человек, и ренегат, и изменник, и перевертыш, и хамелеон и т.п. Но это говорит лишь о том, что сами-то они предпочли остаться в той или иной степени вечными рабами Учения, людьми, не способными думать свободно, даже не представляющими себе, что во внутреннем мире человека, в его мировоззрении могут быть динамика, изменения, какие-то свободные движения, какая-то новизна или обновление.

Вместе с тем верно и то, что среди тех, кто заявляет о себе как о марксисте, есть просто циники, особенно если это партийные функционеры. Таких мне тоже случалось встречать. Эти случаи - особенно тяжелые. Есть среди марксистов и откровенные и беспомощные консерваторы, которые страшатся одной только мысли о возможности перемены убеждений. Своя, сросшаяся с кожей идеологическая и мировоззренческая одежка - пусть она и ветхая уже, и тухлая - заведомо лучше для них, чем что-либо новое. Иногда они заслуживают простой человеческой жалости, если не облечены властью. Этот феномен еще ждет своего аналитика. Многое здесь обусловлено и чисто русскими традициями и психологией, а также православием, пропитавшим все поры русской культуры, быта, человеческих отношений, принципов функционирования государства и т.д.

Я - не антимарксист, ибо слишком велика честь для русского марксизма быть анти- в отношении него. Его нужно просто перешагнуть, перерасти, преодолеть как величайшее бедствие и помрачение России ХХ века. Но, памятуя о соблюдении принципа свободы совести и убеждений, ни в коем случае не следует озлобляться на тех, кто все еще болен и, возможно, таковым останется до смертного часа, кто бессилен совершить рациональную или моральную рефлексию по отношению к марксизму и переориентироваться на общечеловеческие моральные и гражданские ценности гуманизма, даже если он и не дает нам четкой программы построения земного рая.

По сравнению с любой идеологией гуманизм кажется бессильным, но это только на первый взгляд. Ибо только гуманизм способен быть крайним рубежом, пределом и ограничителем для всякой идеологии и политической практики, когда, испытав ужасающие трансформации и превратившись в банально диктаторские и тоталитарные, они становятся преступными и начинают уничтожать людей.

Вот некоторые из моих соображений, которые сидят у меня в мозгу и всегда дают о себе знать, когда сталкиваешься с каким-нибудь из современных апологетов того призрака, который лишь «побродил по Европе», а у нас превратился в чудовище, поглотившее миллионы человеческих жизней и вздыбившее Россию так, как и Петру Первому не снилось.

И все-таки я думаю, что тот, кто является искренним, а не фанатичным марксистом (таких на Западе называли «мягкими»), может благотворно сочетать в своем сознании идеи марксизма с ценностями гуманизма. Пусть такие ограничивают себя социальным гуманизмом, это вполне правомерно и, по меньшей мере, служит нашему общему делу - гуманизации, прогрессу человечности в России.

Добавлю, что мне жаль, что мы по существу еще не обсуждали идеи, касающиеся соотношения гуманизма и политики, сформулированные в книге "Основы современного гуманизма" и моих статьях на эту тему в журнале «Здравый смысл». Может быть, стоит начать такое обсуждение на сайтах РГО? Важно знать, что думают об этом члены нашей организации.

Валерий Кувакин